Утренний Бобо к неспешной прогулке не благоволит так же, как и ночной: аборигены откровенно дрожат от холода и передвигаются привычными перебежками. Наши прекрасные +17 по Цельсию для чернокожих уже некомфортны — это я еще из поездки по Эфиопии помню.
Автобус на Банфору оказался, на удивление, приличным, но на пунктуальности отъезда это никак не отразилось. Впрочем, ехать всего часа полтора и есть шанс выскочить в сельскую местность до начала полуденного пекла. Еще бы перекусить что-нибудь по дороге — и было бы совсем замечательно.
У напарницы Лиды по прежнему повышена температура. По симптоматике не похоже на малярию, хотя стопроцентную гарантию может дать только исследование образца крови. Склоняемся к тому, что это вирус и начинаем поддерживающую терапию. Я захватил с собой остатки китайского панадола, прикупленного в туманном Яншо во время зимней поездки по Поднебесной. В отличии от российского аналога, китайский препарат действует быстрее, масштабней и основательней, но иногда вызывает мультики перед глазами. Таблеток немного, но надеюсь, что этого хватит.
В Банфору добрались к половине десятого. Выскочив из автобуса наш проводник Патэ сразу напоролся на парочку чётких пацанчиков и, судя по прищуру, в его голове явно возник хитрый план. Крикнув нам «ждите вон там под навесом», он с пацанами испарился в красной пыли.
Десять утра. Прохлада под навесом вокзального терминала Rakieta в Банфоре постепенно сменяется жаром. Лида сидит на рюкзаке и смотрит мультики китайско-панадольного телеканала. Я очень хочу есть, но не настолько, чтобы позариться на облепленные жирными мухами чьи-то жареные кишки, что привокзальные торговки предлагают аборигенам. Ожидающие автобусов пассажиры уже сломали глаза в попытках незаметно нас разглядеть, но тут на трех мотоциклах нарисовывается Патэ с пацанами.
— Принимай аппарат. Управлять сможешь?
В моей голове тут же пронесся фрагмент из фильма » В бой идут одни старики»: «Макарыч, принимай аппарат Во! Махнул не глядя!»
— Ээээ… Патэ, а сразу спросить ты об этом не мог? У меня нет даже водительских прав…
— Ну у нас все на них могут ездить. А ты — белый, значит тем более можешь. А прав тут вообще ни у кого нет.
Ох уж эти стереотипы… Осматриваю мотоцикл: вроде всё понятно, скорости переключаются левой ногой, рычагом как на «Иж Планете-3», что был когда-то у моего отца. Сажусь, завожу, даю по газам и… влетаю в собравшуюся толпу любопытных. Поразительно прыткие люди! Не удивительно, что в спринте африканцам нет равных.
— Патэ, мне надо немного освоиться.
— Не вопрос: давай сделаем кружок вокруг терминала.
Через десять минут парочка мотоциклов неслась из Банфоры строго на запад, в сторону знаменитых пиков Синду. Лида с небольшим рюкзаком сидела на мотоцикле Патэ. У нашего проводника большой опыт езды на подобных устройствах и для Лиды так будет существенно безопасней. Я же поставил на сидение сзади наш огромный баул, нацепив вперед фоторюкзак в качестве противовеса.
Полчаса ходу и мы попадаем в район Волоконто, что можно перевести как «место оврагов». Патэ решает остановиться, чтобы прикупить пару бутылок бензина и обменяться новостями с местными жителями за чашечкой доло.
Численность турука на сегодняшний день около 60 тысяч человек. Традиционная религия — культ духов, составляющих сложный пантеон во главе с создателем мира. Турука разговаривают на собственном языке, проживают только в районе Банфоры и занимаются исключительно сельским хозяйством. Выращивают сухой рис, батат, арахис и просо и считаются опытными земледельцами. Так, один из самых важных способов завоевания престижа для мужчины племени — это стать самбали — земледельцем-чемпионом. Самбали уважают на протяжении всей жизни, а его община является примером для всей округи.
С парнем народа турука.
Да, турука живут родственными общинами, считая себя одной группой. Все решается коллегиально, практически нет частной собственности. Понятие «индивидуум» применяется лишь в ограниченных обстоятельствах. Никто не остается один. Каждый человек считается частью большой семьи, членом деревни, старшим, младшим и названным братом. Поля обрабатываются совместно, продукты хранятся совместно, и каждая семья вносит свой вклад в благополучие всей деревни. Человек турука, как и другие сенуфо, всегда осознает свое место в общине по отношению к другим в группе. Благо общества всегда превыше блага отдельного человека. Пока все племя не изменится, например, не перейдет в другую религию, никто этого отдельно не сделает.
Люди турука.
Еще одна важная черта жизни этих народов — Поро, или «мужское тайное общество». Поро готовит мужчин к лидерству в общине, чтобы они могли обрести мудрость, взять на себя ответственность и обрести власть. Вступление в Поро начинается с того, что ребенок получает «открытие», за которым следует обучение. А заканчивается ритуальной смертью ребенка и рождением «законченного человека». Каждая ступень перехода отмечается специальными церемониями и танцами в густых лесных рощах, где скрыты святилища Поро. Для этого используются различные фигуры и маски, которыми и славятся все народы сенуфо. Особенно после работ «африканского периода» Пабло Пикассо и Фернан Леже. Доступ в святилища чужакам, разумеется, запрещен. Когда мужчина достигает примерно 30-летнего возраста, инициация завершается, и он считается взрослым. А со временем становится и одним из старейшин, с которым вождь консультируется по важным вопросам.
Местная красавица.
Пока я раздумывал о «первобытном коммунизме» сенуфо, Патэ нашел общий язык с аборигенами и, после распития калебаса с доло, выяснил, где живет местный шаман. Он же — лекарь. Он же — провидец. Ну стоит попробовать: вдруг разберется, что за болячка у Лиды.
Если вы при слове «шаман» представляете себе нечто в перьях и маске на голове с соломенной юбкой на талии и барабаном в руках, то смею вас крепко разочаровать. Шаман не готовился к представлению, а потому встретил как есть: босым, но в пиджаке и штанах и явно был не в «провидческом» настроении. Но это не важно: мы с удовольствием посмотрим на местный быт и уклад.
С шаманом.
Вообще, поселения турука компактны. Круглые жилища сделаны из сырца или глинобитного кирпича, с высокими коническими крышами, накрытыми пучками из соломы и пальмовых листьев. Рядом с жилыми домами стоят небольшие амбары на «курьих ножках». Чуть поодаль — хранилище шамана, где он бережет артефакты, делает маски и кукол, на которые и перекладывает болезни людей. Одежду все носят современную, но женщины до сих пор предпочитают яркие несшитые юбки и обязательные браслеты на обеих руках. Питаются просто — каша из проса и батата, похлёбка из овощей с маслом и специями. Готовят на каменном очаге прямо на улице. Никакого электричества, разумеется, нет.
Амбарные домики на «куриных ножках».
Двор общины.
Шаман пригласил в дом, показал свои инструменты, чуток поколдовал над головой Лиды и попросил женщин сварить какое-то зелье. Нет, он не знает, что конкретно с ней приключилось, но вот если забить курицу, обвалять в перьях жертвенный камень у входа и, быть может, отпить чуток крови или сожрать еще теплую печень, то определенно должно полегчать. Поскольку столь глубокое погружение в условиях черной Африки для бледнолицых резко уменьшает шансы на всплытие — мы вежливо отказались, согласившись лишь на общие пожелания выздоровления. Впрочем, зелье уже успели сварить и чтобы гарантированно укрепить здоровье всей нашей маленькой группы (вот оно, коллективное мышление!) Патэ был назначен вызваться добровольцем. Да, бро, это — черная Африка…
Руки шамана.
В мастерской шамана.
Шаман у входа в свое хранилище. Жертвенный камень весь в птичьих перьях.
А вот и зелье подоспело!
