Закончился десятый день пути каравана из соляных копий центральной части Себхи-Ид-Жиль на загадочный юг. Мухаммед стреножил верблюда (он очень гордился тем, что уже умел это делать быстро и правильно) и поспешил к костру, где находился отец.
— Абу, расскажи мне об Уадане.
Но отец юного первенца занят приготовлением чая: «Нет. Завтра, иншаалла, ты увидишь город своими глазами».
— Ну, абу, сегодня, пожалуйста, — настаивает Мухаммед.
— Я уже рассказал тебе все, что знал.
— Ну и что ж, я хочу еще раз послушать о городе и о трех мудрецах.
— Хорошо. – Отец садится на землю и, продолжая переливать по стаканам драгоценную жидкость, начинает рассказ. Где-то в глубине души он и сам любит рассказывать сыну истории.
— Это случилось очень давно, когда ни твоей матери, ни меня еще не было, да и родителей наших родителей – тоже. Тогда местные рудокопы добывали за год до 60 тысяч брусков соли, а караваны, везущие их, растягивались по дюнам Уадана на световой день. Хотя, мне кажется, цифры эти преувеличены. За сорок пять дней верблюды проходили путь от соляных копий до Валаты, а оттуда за 14 дней добирались до Томбукту. В Мали тогда за соль давали больше золота, чем за любой другой товар.
Каждый раз, начиная историю, отец Мухаммеда добавляет новые подробности или что-нибудь изменяет, словно не хочет, чтобы история была окончена навсегда. К костру подтянулись погонщики и сопровождающие – всем интересно послушать досточтимого человека.
— Погонщикам караванов всегда платили натурой: по одному бруску с каждого верблюда. На рынке южных стран стоимость соли возрастает более чем вдвое. И в прежние времена купцы часто продавали в Томбукту весь товар вместе с верблюдами. Путь караванов до сих пор не изменился: и раньше тропа от Себхи-Ид-Жиль шла через плоскогорье Адрар, откуда спускалась к пересохшим уэдам, проходя мимо ползучих песков и пастбищ со стадами верблюдов, вплоть до большой пальмовой рощи Уадана с возвышающимся над ней каменным ксуром.
Отец Мухаммеда увлекся рассказом, слегка раскачиваясь взад и вперед, словно подчиняясь какому-то музыкальному ритму.
— Я слышал, в древности эту страну населяли великаны-бафуры. И один из великанов принял ислам, за что был убит родными братьями и похоронен в Тик-Лаббе, недалеко от пальмовой рощи. С той поры земля там стала куда плодородней, а пришедшие люди основали в тех краях три деревни, которые вскоре стали враждовать между собой.
Однажды три святых странника — Хаджи Али, Хаджи Усман и Хаджи Якуб по пути из Мекки проходили по этим местам. Про них говорят, что их души имели четверо врат и они знали их все – настолько они были честны и открыты. Хаджи решили основать город-защитник, чтобы покончить с разбоем и старой враждой. Ибо мудрые люди существуют для созидания, а глупые живут лишь для смерти.
Абу Мухаммед надолго замолк, как будто погрузился в адаб – требовательное воспоминание.
— Каждый из этих хаджи написал по письму и закопал в землю в выбранном им месте. Когда через год они вернулись обратно, намереваясь откопать свои послания, то два из них уничтожили вода и песок и только письмо, закопанное на месте Уадана, осталось. Тогда они и решили основать здесь город, заселив его жителями пришедших в упадок деревень. И произошло это в 542 году хиджры, а первым правителем стал один из трех его основателей — Хаджи Али, который происходил из могущественного племени химьяр.
В отсветах тлеющих углей отец неторопливо ведет свой рассказ и Мухаммеду кажется, что он слышит голос самого Хаджи Али.
— Уадан очень скоро стал процветать и его расцвет длился целых пять веков. Говорят, город насчитывал тысячу домов, в каждом из которых жило минимум по две семьи. И не было в городе улицы, на которой жило бы меньше чем сорок ученых. До сих пор образованные старики хранят в своих домах большую часть рукописей тех славных лет.
Но, однажды, черные рабы восстали и было пролито много крови. Арабы вышли в той войне победителями, но Уадан с той поры стал клониться к упадку. Со временем купцы перебрались на север в Марокко, и постепенно город был предан забвению.
Сейчас народ Уадана забыл о доходных и опасных делах прежних лет. Они просто растят зерновые, собирают превосходные финики в пальмовой роще да разводят овец и верблюдов. Они даже не живут в домах своих предков, переселившись за пределы древней крепостной стены. Старый город заброшен и полуразрушен – даже каменным стенам нужна забота и внимание человеческих рук.
Абу Мухаммед замолк, он не произносит больше ни слова. Только по-прежнему переливает тонкой струей терпкий чай, придавая ему насыщенный вкус. Быть может он думает о том, что когда-нибудь Уадан возродится. А может, просто ждет, пока настоится напиток.
_____________________________________
Я стою среди разрушенных стен древнего Уадана, под палящими лучами зимнего солнца и мне чудится образ паренька у костра. Он пьет мелкими глотками настоявшийся чай и представляет себе город-легенду. Город, который прежним уже не увидит никто.
Руины старого ксура.
Двери старого города.
Старая крепостная стена.
Видна восстановленная мечеть.
Полуденное небо Уадана.
Современный Уадан.
Жилье пастухов близ города.