Вади-Захаб.

Еще учась в школе я обратил внимание на странную угловатую страну на политической карте мира. С границами, но без столицы. Надпись лаконично гласила «Западная Сахара». И примечание в углу легенды: «Будущее Западной Сахары подлежит урегулированию согласно соответствующим решениям ООН». Что случилось с этой далекой страной? Почему она не смогла состояться как полноценное государство? И почему она закрашена в «испанский» интенсивно апельсиновый цвет, а не в «исламский» зеленый, как соседнее Марокко?

Бесплодная, забытая Богом земля, по иронии судьбы так и не получившая независимости, несмотря на то, что последний колониальный солдат ушел отсюда почти сорок лет назад. Формально государство, конечно же, есть и его даже признает полсотни стран этого мира. На деле же территорию сразу оккупировали войска Королевства Марокко и долгие годы здесь шла затяжная война. До тех пор, пока в 1991-м сюда не пришли миротворцы ООН. Этих лет марокканцам хватило, чтобы насыпать в пустыне бéрм — заградительную насыпь, самую длинную в мире стену отчуждения, за пределы которой выдворили всех несогласных. По обе стороны от стены расположены десятки опорных постов наблюдателей, среди которых служат и россияне.

Пустыня, стена, редкие поселения и сотни километров минных полей, среди которых маяками белеют кости верблюдов – вот что такое Вади-Захаб, земля ждущих независимости сахаравийцев. И я, определенно, должен это увидеть своими глазами.

ДАХЛА

Самолет плавно снижается над поселочком Дахла, в прошлом являвшемся центром испанской провинции Рио-де-Оро. Сверху песчаные дюны кажутся вполне мирными, но многое ли можно увидеть в иллюминатор? За последние двадцать лет весь мир забыл о войне в этой части великой пустыни, но мне кажется, что стоит только уйти отсюда миротворцам — и пески вспыхнут вновь.

Логично предположить, что наличие дешевого регулярного авиационного сообщения с малонаселенной частью территории, именуемой официальным Марокко как Южная провинция (хорошая такая провинция: площадью со все остальное королевство) – явление скорее политическое и государственная авиакомпания либо получает дотации на данный рейс, либо иными путями пытается компенсировать потери на явно убыточном направлении.

И точно: рейс Касабланка – Дахла, оказывается, делает промежуточную посадку в Мараккеше, где и вышла большая часть пассажиров. В салоне осталась лишь небольшая группа отвязных сёрферов, несколько сахаравийцев и двое русских, предвкушающих свидание с Сахарой и океаном в одном флаконе.

Дахла приютился на южной оконечности узкого полуострова, сорокакилометровой стрелой вытянувшегося вдоль берега континента. До мавританской границы – каких-то пятьсот километров. Внешне все тихо и мирно, но уже на выходе из аэропорта стоит военный контроль. Офицер старательно записывает в толстенную тетрадь информацию обо всех прибывших. Хорошо хоть не гусиным пером, а вполне обычной авторучкой. Ощутил себя в докомпьютерной эре.

— Какой отель?
— Никакой.
— Ээээ… В каком отеле у вас забронирован номер?
— Ни в каком.
Офицер замирает на полсотни секунд, мучительно пытаясь осознать факт наличия двух иностранцев, которые, почему-то, не озаботились бронью местных отелей.
— Запишу вас в «Sahara regency».

Логично. О каком еще заведении мог подумать служивый при том, что Sahara – единственный в поселке отель на четыре звезды, где и селятся все иностранцы? Представляю, какой бы случился разрыв шаблона, узнай он, что мы заселились в отдаленный клоповник за 150 дирхамов на двоих. Впрочем, там были комнаты и за 80 местных тугриков, но таскаться ночью в единственный туалет на этаже при отсутствии освещения нам не хотелось.

Отправившись на вечерний променад, к своему удивлению встретили российских рыбаков. У Sahara regency, разумеется.

— Ну и какая тут жизнь?

— Да нормально всё. Комендантский час временами, плюс проверки на трассах. На днях военные футбольный матч устроили. Марокканцы с западносахарцами. Так человек двадцать с ножевыми ранениями в госпиталь уволокли. По официальным каналам, разумеется, тишина. Но иностранцев не трогают – здесь с этим строго. Местные только на туризме живут.

И, действительно, все тихо, опрятно и кажется мирно. Вот только по дворам мелькают камуфляжи военных и в десять вечера селение как-будто бы вымирает – лишь редкие иностранцы ходят по замершим улицам, озираясь от ощущения взгляда в незащищенную спину.

Набережная Дахлы.

 

СВОБОДНАЯ ЗОНА

Попасть на неоккупированные марокканцами земли обычному иностранцу можно лишь на границе с Мавританией, которая признала Сахарскую Арабскую Демократическую республику независимым государством. И Дахла – последний оплот цивилизации на этом пути. Полувоенный городок, где гражданским больше нечего делать, кроме как ловить рыбу, окучивать немногочисленных туристов или… зарабатывать контрабандой, возя товары в куда менее благополучную Мавританию. Сахарный песок, например: говорят он там стоит в три раза дороже.

Потому, заявившись с утра на рыночную площадь еще сонного городка мы без труда нашли водителя, едущего по мавританским делам и готового забросить нас до вожделенных земель.

Жаль только, подремать до границы нам так и не дали: военный контроль на дороге дежурит круглосуточно и наличие двух иностранцев в машине – более чем веская причина для проверки всевозможных документов водителя.

— Добрый день. Всё хорошо?
— Добрый день. Все отлично.
— Точно всё хорошо? Куда направляетесь?
— Да, все отлично. Нас не украли. Едем к границе.

Не знаю, как вас, а меня такое внимание скорее радует, чем напрягает, несмотря на потерю во времени. Вообще, на контролируемых марокканцами территориях при возникновении проблем у иностранцев с местными полиция вначале дает «по шапке» аборигенам, а уже потом спрашивает: «А что, собственно говоря, случилось?»

Отрадно, конечно. Но здесь, все-таки, Африка и зона конфликта — расслабляться не надо. И точно: марокканские пограничники быстро вернули нас с небес на грешную землю.

Удивительно, как много народа кормится на пограничном пункте. Один – заполняет анкеты. За деньги, конечно. И, разумеется, анкету можно найти только у этого человека. Не то, чтоб жалко было десять дирхам, но отсутствие выбора напрягает. Другой – завязан с таможней. Надо ли говорить, что наши рюкзаки не проверялись (не иначе как потому, что водитель тащил мешок сахара)? Третьи… нагло трясут с вас деньги, прекрасно зная, что штамп о выезде из страны уже точно поставлен.

— Национальность?
— Русский.
— Дай денег.
— Не понял.
— Дай двести дирхам. Ну… сто долларов… или евро.
— У нас нет денег.
— Как нет денег?! Ну дай сто дирхам.
— У нас только кредитная карта.

Физиономии марокканских вояк резко тускнеют и они с сожалением возвращают нам паспорта. Кажется, пронесло. Делаем десяток шагов в сторону нейтральной зоны – и нас окликают. Надо еще зайти в жандармерию. Угу.

В жандармерии одинокий сержант вручную записывает в толстенную тетрадь данные паспортов отъезжающих. Точь-в-точь как в аэропорту Дахлы. Единый военный марокканский стандарт, не иначе. Очередь движется медленно, но наш водитель с машиной еще не проехал – и мы не торопимся. Хотя, конечно, все можно сделать быстрее – и здесь есть посредник, готовый занести паспорта с черного хода. Разумеется, за мелкий бакшиш.

Машина ралли Париж-Дакар, застрявшая на западносахарской «ничейной» земле.

Наконец, через полтора часа убитого времени мы ступаем на ухабистую колею свободной западносахарской земли. До мавританской границы каких-то пять километров, но именно эта тонкая пятикилометровая полоса соединяет земли Сахарской республики, так называемую Свободную зону, с океаном. Вот только толку от этого мало – земля сплошь заминирована и мы стараемся строго придерживаться колеи, наблюдая по сторонам скелеты почивших машин и черные баранки истертых покрышек.

— А мину можно увидеть? – спрашиваю у водителя.

— Противопехотную можно увидеть, надо лишь знать как она выглядит. Даже противотанковую можно – если подмоет дождем. Вот только дождей тут почти не бывает.

— И как они выглядят?

— Похожи на камушки слишком правильной формы.

— Так тут везде камни!

— Точно. Потому и не выходим за колею.

За окном мелькает хибара, состряпанная из корпусов разбитых машин.

— А здесь разве живут?

— Живут. Иные – всю свою жизнь. Одних не пропустили через границу, другие – прячутся от марокканских властей, третьи – просто здесь родились.

— Но здесь же ничего нет!

— Есть. Границы, мины и, конечно, верблюды.

Я смотрю на пустые холмы без единой травинки и вдруг понимаю, почему же никак не угаснет этот застарелый конфликт. Выжить посреди каменистой пустыни, без жилья и водопроводной воды можно, только если есть твердая цель и надежда на будущее. Надежда, что когда-нибудь эта земля действительно станет свободной.

,