Наконец-то показался монастырь. Усталость дает о себе знать. Хочется пить и есть. Последнее — удивляет. Мысленно переживаю прошедший путь: остановились только однажды, у кочевой палатки, попить тибетского чаю. От мысли о чае мышцы зашевелились бодрее.
Монастырь — за рекой. Но сейчас не поешь там: время — ближе к семи, а монахи едят в десять ночи. Где-то должен быть мост, но он, похоже, не нужен: все во льду, что куполом накрывает долину. Осторожно ступаю. Низкий гул раскатами бьется под каждым движеньем. Цель все ближе и ближе…
Вот и ступени. Кайлас дышит в спину. Пять тысяч метров. Каждый шаг — шумом крови в ушах. Я — у ворот. Стучу кольцом о пластину. Окрик внутри, шум, открывается дверь. Монах, лет двенадцати. Как же ты попал сюда, пацаненок? Не иначе как чья-то важная реинкарнация: монастырь почитаем и попасть сюда очень непросто. «Таши делег!» — приглашающий жест, улыбка не сходит с лица. Делаю полупоклон, складывая руки в приветствии. Монах, невидимой ниткой, тянет меня через зал для молитв, мимо святой пещеры… Ну конечно! — На кухню!
Устало сажусь на топчан. В руке оказалась пиала. Как будто сама, впрочем, может я отключился? Горячая влага. Мне хорошо, но поесть, действительно, нету. Значит правда — ужин лишь в десять. Как же беден мой тибетский язык! Я его просто не знаю. А жаль. Правда есть одно но: заветное слово. «Тсампа!» — произношу и смотрю на монаха. Тот оживился, улыбнувшись от уха до уха. Что интересно — у них всегда хорошие зубы. Появилась большая пиала, ковш а-ля борщовый половник и термос с водой. «Тсампа» — произносит пацан и показывает в угол кладовки. Поднимаюсь и молча иду, монах жестами предлагает помочь. Нет, тсампу надо делать самому. Наливаю воды, из мешка, что в углу, ковшом кладу три горки муки. Грубой ячменной муки. Рядом туесок с маслом яка — кладу тоже кусочек. Немного сахара, соли. Сажусь, опускаю пальцы в муку и начинаю мешать. Интересный процесс. Мысли — не здесь, а пальцы делают тсампу. Где-то внутри часть меня знает, как это делать.
Готово. Осторожно цепляю кусочек на зуб. Какой детский вкус! Счастье, как в малолетстве, когда купив хлеба в пекарне, срываешь горбушку и запускаешь пальцы в горячий мякиш буханки. Вот только вместо ругани взрослых и пьяных морд по соседям видишь светлые лики и слышишь шепот мамы на ухо: «Я люблю тебя, сын». Новое детство. Спасибо, Кайлас…
