Горная группа факультета почвоведения МГУ долгое время проводила исследования в Тянь-Шане. Помнится, даже моя первая курсовая работа была сделана по материалам, привезенным с горного хребта Терскей-Ала-Тоо. Но Советский Союз распался, денежных средств на полевые исследования в 90-е годы у факультета катастрофически не хватало и все они тратились на выезды в Подмосковье, где горной группе делать было совершенно нечего ввиду отсутствия предмета исследований.
В этом плане полевой сезон 1993 года выглядел совершенно уныло: лето наступило; денег, разумеется, не было; а нашему научному руководителю, тогда еще доценту, А.С. Владыченскому была проведена операция на сердце и далекие переезды ему были запрещены. Оставалось только надеяться на внезапное чудо.
И чудо не замедлило себя проявить. В виде конверта от министерства экологии новообразованной Алтайской республики с пятью сургучными печатями и замысловатым письмецом внутри на имя ректора Московского университета. Всю дипломатию описывать я не буду, но суть сводилась к тому, чтобы специалисты по высокогорным биогеоценозам непременно из МГУ быстренько обследовали Юго-Восточный Алтай в окрестностях Чуйской котловины и вынесли жесткий вердикт о прекращении всяческой хозяйственной деятельности в этом регионе с дальнейшим образованием заповедной зоны.
И в роли таких «специалистов» выступили три студента (я, Гена Золотарев и Вадик Лыжин), разбавленные аспирантом Ольгой Гончаровой в роли начальника экспедиции. В дальнейшем к нам должен был присоединиться профессор В.Н.Павлов (заведующий кафедрой геоботаники биологического факультета МГУ), с тем чтобы помочь разобраться с изучением растительности региона.
Чуйская котловина — самое удаленное от океанов место на Земле, с экстраконтинентальным климатом, с осадками менее 100мм в год, с перепадом температур от -2 до +30 в течение полутора минут в летний период и с температурой до -62 суровой зимой, с горной тундрой вместо горных лугов, с яками, пасущимися среди верблюдов, с вечной мерзлотой посреди полупустыни… Надо ли говорить, что это была уникальная экспедиция? Совершенно непередаваемые ощущения, куча интересных историй, полтонны собранных материалов и, в итоге, несколько успешно защищенных курсовых работ и диссертаций. В ту поездку я взял с собой четыре черно-белых пленки и вот, спустя 26 лет, отдельные кадры из экспедиции мне помогли восстановить, отсканировав на качественной аппаратуре. Так что осталось лишь записать пару-тройку историй….
Одно из приключений произошло с нами в урочище Ирбисту. В переводе: ущелье Снежного Барса. 11 августа 1993 года. Ольга осталась в посёлочке Кош-Агач встречать профессора, а шесть мужиков (три студента, инспектор Владимир от министерства, проводник по прозвищу «дед» и Михаил-водитель) на видавшей виды «буханке» поехали в верховья ущелья, чтобы провести наблюдения и отобрать образцы. Впрочем, образцами занимались только мы трое. Водитель остался с машиной в низине, а бестолковый инспектор горел желанием подстрелить парочку горных козлов, которых обещал ему показать проводник. Скажу сразу: ни одно животное не пострадало. Но время было потеряно и обратно выдвигаться пришлось уже в сумерках.
Дороги, конечно, в урочище нет. Приходилось лавировать по узкой полосе между рекой и конусами выноса с окрестных хребтов. В какой-то момент темнота совсем скрыла детали и мы со всего маху влетели в оттаявшее за день высокогорное болото. Машина плавно опустилась на «брюхо» и после пары минут бесполезного рева мотора мир погрузился в звенящую тишину.
Высокогорье, целый день без еды, до ближайшего жилья — несколько десятков километров, в машине отыскался лишь деревянный чурбак, алюминиевая плошка, поллитровка чистого спирта и охапка стеблей ревеня. Через десять минут температура упала ниже нуля и в ход пошло всё…
Утро для всех началось еще до рассвета. Холод и невозможность прилечь горизонтально сну не способствуют никак. Надо вытаскивать машину из мерзлой жижи. Лебедка была, но за что её зацепить? Ни единого дерева, ни здорового камня в пределах длины троса. Есть деревянный чурбак и его можно использовать как опору для рычага. Приподнять немного машину и под колеса накидать камней из ручья. Но где взять рычаг?
— За хребтом в соседнем ущелье есть заброшенная изба, — раскурив самокрутку вдруг выдал «дед», — Снимем бревно, притащим сюда и рискнем. Пошли, инспектор.
Оставшиеся четверо принялись таскать камни, выстраивая дорожки для побега из ледяной болотной грязи до ближайшей твердой земли. Ближе к обеду доставили аж два бревна и началась эпопея: ставим чурбак, рычаг под машину, чурбак уходит в болото, достаем чурбак и в образовавшуюся дыру накидываем камней из ручья. Операцию повторяем. Снова и снова. Несколько десятков раз. Наконец, начинает подниматься машина: запихиваем камни под колеса, опускаем машину, поднимаем, запихиваем камни под колеса. Операцию повторяем. Снова и снова. А теперь всё вышесказанное повторяем с другого торца многострадальной «буханки». Так, сантиметр за сантиметром, подняли УАЗ из болота. Вынимаем из салона всё, что возможно, дабы максимально облегчить вес машины и Мишка-водитель, выдохнув, резко дает по газам…
Ближе к вечеру второго дня грязный, но непобежденный, УАЗ привез нас в Кош-Агач. Нас уже собирались искать, но к счастью всё обошлось. Вот такая история. 🙂
Геннадий Золотарев (слева), Вадим Лыжин (впереди), Александр Волков.
Над озером в верховьях Ирбисту.
Над озером в верховьях Ирбисту.
Машина на «брюхе».
Рычаг, камни, снова рычаг, камни…
Слева направо: водитель Михаил, Геннадий Золотарев, Вадим Лыжин.
Вадик и Гена поддерживают бревнышко. 🙂
До ручья, откуда таскали камни — три десятка метров.
Моя еда на текущий день.
Машину вытащили! Слева направо: инспектор Владимир, Александр Волков, Геннадий Золотарев, водитель Михаил, проводник «Дед».
